Туризм и отдых в Карелии!
“Блуждание” по мысам кому-то из читателей покажется малоинтересным и утомительным, а неоднократный, для каждого скопления отдельный, перечень сюжетов — скучным. Но иначе невозможно показать памятник. Каждый из мысов — неповторимая и ничем не заменимая составная часть единого обширного комплекса. Мы уже имели возможность убедиться, как трудно дать логически непротиворечивое, достоверное объяснение даже наиболее выразительных сцен и образов. Отдельные, отрывочные наблюдения, догадки выльются в более строгую картину, когда мы попытаемся сопоставить весь изобразительный материал. Для этого потребуется известное напряжение мысли — ведь сознанию трудно сразу охватить и долго держать в памяти рассредоточенный на значительной территории, к тому же непривычный материал. О том, что мысы и отдельные скопления действительно как-то взаимосвязаны и определенное время функционировали одновременно, свидетельствуют специфические по стилистическим деталям изображения, конвергентное появление которых мало вероятно. Таковы, например, “жезлы”, “полосатые” лебеди, солярные и лунарные знаки. Распространение одних и тех же сюжетов, близких по стилю и манере исполнения,— решающий довод в пользу единства всего онежского комплекса. Пристальное знакомство с изобразительным материалом, выявление каких-то неприметных деталей и особенностей, разноплановое сопоставление как отдельных сюжетов и сцен, так и целых групп — основа исследования, пренебрегать которой не следует. На главных проблемах, связанных с изучением петроглифов, таких как их датировка, смысл и назначение, мы еще остановимся. Пока же важнее было как можно обстоятельнее познакомиться с наскальными полотнами и их природным окружением, исправить ошибки, которые вкрались в прежние издания и публикации.
Конечно, ни один из “промахов” прежних исследователей нелепо и несправедливо ставить им в вину. Сам материал таков, что требует спокойного и длительного изучения, специфического опыта. Правда, он приобретается довольно быстро. Люди, никогда не видевшие петроглифы в натуре, уже спустя несколько дней после внимательного знакомства с ними успешно участвуют в поисках и бывает, что открывают новые изображения. Тут вполне уместна параллель с любым талантливым произведением или важным историческим документом: чем чаще и внимательнее перечитываешь его, тем глубже постигаешь смысл. При анализе петроглифического материала “прозрение” наступает не так быстро. Но захватывающая глубина, сложность и многоплановость скромного на вид, казалось бы, примитивного изобразительного материала начинает ощущаться каждым. Основные сложности, возникающий при знакомстве с рисунками на месте,— в основном творческого характера, и преодоление их приносит истинную радость. Закончив осмотр Пери Носа , не спешите прощаться с ним. Возможно, захочется что-то вспомнить, уточнить или отыскать некоторые из пропущенных изображений. Особенно дотошный посетитель, конечно же, пожелает проверить добросовестность ученых и непременно отыскать все зафиксированные рисунки. При благоприятной погоде, настойчивости и усердии это можно сделать, но навряд ли за один прием. Необходимые условия изучения петроглифов — благоприятное освещение и длительное всматривание в наскальные полотна. Наше сознание далеко не сразу способно охватить весь достаточно трудный для восприятия материал.
Следующий за Пери — мыс Карецкий, точнее говоря, целая серия разрозненных мысов, протянувшихся вдоль берега на 750 м. Петроглифы занимают носовину и весь юго-западный склон самого крайнего к югу мыса, выступающего в озеро примерно на 280 м. От его оконечности до Бесова Носа по воде около 2 км. История открытия наскальных - изображений Карецкого Носа не совсем ясна. В. И. Равдоникас, зарегистрировавший на нем 55 фигур, не знал, какие же из них были известны до него. Он допускал, что, продолжая расчистку скал от наростов лишайников, удастся обнаружить новые петроглифы. Правда, особой уверенности в успехе, кажется, не имел, поскольку сам поиски так и не продолжил. Часть изображений на оконечности Карецкого Носа, по его заключению, безвозвратно погибла вследствие деятельности воды, льда и выветривания.
Первое же наше посещение мыса Карецкий в 1967 г. показало, что выявление рисунков и в самом деле не закончено. Главный итог поисков, длившихся до 1979 г.,— 83 новых фигуры. Всего же теперь здесь насчитывается 138 изображений, включающих 20 разнообразных сюжетов. Больше всего солярных и лунарных знаков — 21 и 6 соответственно. Среди них выделяются очень маленькие, миниатюрные, а также солярный знак с тремя лучами, сдвоенные солярный и лунарный знаки, контурный круг, 2 кружка и кружок с одним лучом. На втором месте — изображения птиц (их 24), в основном водоплавающих, показанных поодиночке и стаями. Обращают на себя внимание птица с необыкновенно длинным клювом — то ли цапля, то ли журавль, то ли аист, а также лебедь с крошечным туловищем и очень длинной шеей. Лесных зверей представляют лоси и олени — соответственно 15 и 2; волк и медведь, загадочный зверь с двумя парами ног. Людей и антропоморфных существ — 10, не считая гребцов в шести лодках. Отметим, наконец, оригинальные фигуры— 2 жезла, дерево, веслообразное изображение и простейшие знаки (пятна и полоски) — 6.
Имеются явные, даже многофигурные композиции, но преобладают одиночные фигуры. Наряду с силуэтными немало и контурных, попадаются и контурно-силуэтные. Отмечены случаи заполнения внутриконтурного пространства. Выбивка сильно различается и по характеру рельефа. Несколько фигур высечено чрезвычайно глубоко, а несколько — необычайно мелко, но большинство — на глубину 2—3 мм. Поверхность нередко сглажена — чем ближе к воде, тем сильнее. Сохранность и отчетливость петроглифов тоже разная. На сером или темном фоне многие из них едва заметны, и чтобы разыскать их, требуются немалые усилия.
Начать знакомство с петроглифами Карецкого Носа лучше всего с его носовины. На повороте к ней — подобие слабовыраженного хребта, который и разделяет обширное полотно на 2 части: левую, занимающую саму носовину, и правую — юго-западный склон мыса. В левой части, то есть на оконечности мыса, петроглифы тянутся, “поднимаясь” от уреза воды и до подошвы скалистого возвышения. Сама оконечность Карецкого Носа очень низкая, плоская и гладкая, красновато-коричневатая с вкраплениями темных пятен; она углом выступает в озеро и плавно уходит в воду. Достаточно сравнительно небольшого волнения — и выбитые у самого уреза воды изображения заливаются. Они тянутся на протяжении около 3 м полосой почти метровой ширины, заметно стерты и сглажены, особенно ближайшая к воде антропоморфная фигура (по А. М. Линевскому, “раненная в нижнюю часть ноги”). На левом краю полосы — довольно грубый солярный знак в окружении трех лебедей. Немного правее — еще две фигуры: необычный солярный знак с тремя лучами, замкнутыми прямой поперечной линией, и лодка — одна из самых выразительных среди онежских петроглифов. Форштевень ее, увенчанный головой лося, высоко поднимается над длинным и узким корпусом, придавая ей отдаленное сходство с ладьями скандинавских викингов, украшенными головами драконов. Кормовая часть тоже приподнята и выступает кверху, но меньше и загнута на конце, напоминая голову и шею птицы. Экипаж насчитывает 20 человек, показанных короткими вертикальными столбиками. Два из них, что выше остальных, соединены верхними концами. В. И. Равдоникас допускал даже, что так обозначен парус.
На правом краю рассматриваемого полотна (мы, как всегда, стоим спиной к озеру) —странная фигура в виде короткой двузубой вилки (остроги?). Проще всего предположить, что она не закончена. Но нечто подобное мы видели уже и на эрмитажной “крыше”. Видимо, ее следует понимать как крайне схематизированное антропоморфное изображение. Рядом — солярный знак с двумя лучами, концы которых соединены не прямой, как обычно, а изогнутой в виде угла линией.
Выше по склону — следующий, средний, ярус: тоже почти горизонтальная площадка, но иная по цвету, светло-серая, с несколькими новыми изображениями — дерево, антропоморфная фигурка и другие. На пологом склоне небольшого выступа-бугра, омываемого бухтой, в 1,4 м от воды и на высоте 30—40 см, непросто, но можно отыскать самую крайнюю к северу фигуру лося.
Поверхность верхнего яруса неровная, серая или почти черная, сильно разрушенная деятельностью лишайников. Здесь с трудом, но удается отыскать выразительного лебедя с подтреугольным контурным туловищем и длинной прямой шеей, с одной (а не двумя, как показано на копии В. И. Равдоникаса) лапой. Над спиной — крупный кружок, выбитый сплошь, который А. М. Линевский принял за “метательное ядро”. К. Д. Лаушкин увидел в лебеде один из персонажей мифа о начале мира: кружок — изображение чудесного яйца, из которого выводятся необыкновенные существа и предметы. Непедалеку нами обнаружено новое, совсем незаметное, изображение птицы. Таковы крайние петроглифы левого фланга, простирающегося вдоль берега на 60 м к юго-востоку. Ширина его от 1,5 до 20 м, а высота над водой — от 0,3 до 2,5 м. Большая часть петроглифов здесь неприметна. Разыскать их под силу только наиболее настойчивым. Но даже тот, кто найдет лишь часть изображений, испытает истинную радость. Когда там, где поначалу, казалось бы, нет даже признаков петроглифов, начинаешь распознавать все новые и новые неоспоримые фигуры-невидимки, охватывает волнующая радость собственных открытий.
Двигаясь по левому флангу дальше, вправо, повнимательнее рассмотрим фигуру, зафиксированную В. И. Равдоникасом как “изображение в виде двух линий неправильных очертаний”, не поддающееся расшифровке. На самом деле это явная сцена соития, хотя и сильно схематизированная. Фотографии и графитные копии не оставляют места для сомнений.
Примерно в 10 м к юго-востоку — первое скопление, правда, небольшое по площади — около 1 м2, но насыщенное. В нижнем левом углу — “пляшущая” женщина с поднятыми руками, расставленными и согнутыми в коленях ногами. Главный женский признак— полные груди, обозначенные массивными выпуклостями по обеим сторонам туловища. В. И. Равдоникас, по ассоциации со скульптурками полногрудых “венер” эпохи верхнего палеолита, тоже принимал ее за изображение женщины. По расшифровке К. Д. Лаушкина, женщина — “солнцева мать”, образ, олицетворяющий единство и процветание рода, воплощающий идею плодородия. А. М. Ли-невский почему-то увидел в ней человека, придавленного тяжестью — далекий отзвук человеческих жертвоприношений.
Чуть правее — птица на длинной ноге, необычайно вытянутый клюв которой врезается в солярный знак. Редкий для онежских петроглифов случай, когда одна фигура явно перерезает другую: сначала появился знак, а затем цапля. К. Д. Лаушкин принял птицу за лебедя, а саму сцену истолковал как мифологический сюжет борьбы за огонь, иллюстрирующий веру древних жителей края в то, что лебедь принес огонь с неба на землю. Заметим, однако, что изображен скорее журавль или цапля, а возможно даже аист. При расшифровке не следует без внимания оставлять и второй знак, расположенный чуть ниже, но ориентированный почти в противоположном направлении. Рядом, за невысокой ступенькой, на серой, испещренной шрамами площадке, образующей как бы вершину всего левого фланга,— 2 грубых лося, идущих навстречу друг другу, а ниже их — солярный знак, 3 птицы и другие изображения. И еще одна сцена, включающая довольно крупный солярный знак, небольшого (меньше знака) лося, за которым следует выводок из 5 птиц; замыкает странную процессию человек, лежащий на боку по отношению к выводку. Под его ногами, но на некотором расстоянии — еще одна необычная антропоморфная фигура, от головы которой веером расходятся 3 длинных “луча”. Одна его рука, согнутая в локте, поднята вверх, другая опущена вниз, ноги расставлены в стороны и согнуты в коленях. На правом крыле петроглифов несколько больше. Они распространяются почти по всему юго-западному склону длиной около 150 м, относительно крутому, поврежденному трещинами и выколами. Лишь в самом основании мыса гранитный склон берега сильно сужается, становится все более неровным и в конце концов сменяется 40-метровым валунно-галечным пляжем. Далее начинается прекрасный песчаный пляж бухты, разделяющий Карецкий и Пери мысы.
И здесь петроглифы занимают все 3 цветовых яруса скалистого берега: красновато-коричневый — вдоль уреза воды, светло-серый с темными прожилками и вкраплениями — выше и, наконец, темный, почти черный, покрытый лишайниками,— на границе с почвой. Одиночные фигуры и целые композиции сменяют друг друга. Упомянем семью лосей, в которой ранее было зафиксировано лишь 2 зверя, идущих первыми. Минуем еще несколько удаленных друг от друга петроглифов — лебедь, кружок, миниатюрный солярный знак и другие, чтобы задержаться у полосы почти метровой ширины с многофигурной и довольно сложной композицией, возможно даже не одной. Ясно, что она создавалась не в один прием: поздние фигуры находятся в явной зависимости от более ранних. На левом краю рассматриваемой полосы — 2 контурных лося, причем первый ногой почти касается веслообразной фигуры, которую К. Д. Лаушкин принял за магическое весло, а А. М. Линевский — за колоссальную птицу, персонаж охотничьего эпоса. Внимательно осмотревшись, над спиной головного лося заметим еще одного, крайне схематизированного лося, а над шеей и головой — небольшую лодку, ускользнувших от внимания прежних исследователей. Чуть правее — еще более сложная двухъярусная композиция. Верхний ярус образуют 2 идущих друг за другом, довольно схематичных контурных лося. У того, что впереди,— неуклюжее, почти квадратное контурное туловище, “заполненное” овальным пятнышком и лунарным знаком с двумя лучами, концы которых торчат из живота. Усеченная задняя часть свидетельствует о том, что это изображение создали позднее последнего лося. Огромная морда выбита сплошь и дважды пересечена изогнутой под прямым углом широкой линией. Зверей разделяет жезл, поставленный почти вертикально; угол его треугольного навершия почти соприкасается с туловищем первого и мордой второго, идущего следом лося. В нижней части — не 2, а, как выяснилось, 3 плывущих друг за другом лодки с экипажем; последняя — почти под упомянутой веслообразной фигурой. 2 первые лодки как бы соединяет жезл, выбитый над ними почти горизонтально. Треугольное навершие его соприкасается с лодкой, плывущей впереди. Поодаль — круг не совсем правильной формы. А. М. Линевский трактует подобные жезлы как охотничьи снаряды, имеющие двойную функцию: “колоть как копье и глушить как булава”, а всю композицию—как охоту на лосей с лодок в осенний период. В. И. Равдоникас считал жезлы изображениями культовых предметов, относящихся к солярному культу, но от расшифровки всей сцены уклонился. Крайне схематизированную фигуру неподалеку он принял за человека в маске рогатого животного— оленя или лося, а А. М. Линевский — за “хозяина” лосей, от которого зависит “дать или не дать охотнику добычу”.
Далее по обеим сторонам трещины— по 2 четкие фигуры: лебедь и солярный знак — с одной стороны, контурный лунарный знак и зверь —с другой (по А. Я. Брюсову, голодный, с подведенным животом волк, направляющийся к ловушке-капкану; по В. И. Равдоникасу — человек, одетый в шкуру животного). Наконец мы подошли к краю правого фланга, где ранее было известно всего 4 фигуры. Одна из них — “схематизированное изображение... человека в звериной маске” — скопирована и понята неверно: оно — лишь часть крупного лебедя с контурным туловищем. Еще любопытнее, что тут же найдено более 10 новых фигур, в частности интересные солярные и лунарные знаки. Но и сам край полотна отодвинулся значительно дальше, ближе к основанию носа, где прибрежная скала заметно сужается. Здесь на неровной шероховатой поверхности замечены лодка с гребцами, лунарный и солярный знаки. Размышляя над петроглифами Карецкого Носа, А. М. Линевский пришел к выводу, что они не образуют единой композиции, но все же связаны общей идеей, поскольку ведущую роль в них играют лоси, причем лоси и олени, а также птицы обращены головами на юг. Тем самым первобытные люди стремились будто бы привлечь их к Карецкому Носу во время осенних промыслов. Все лоси, по наблюдениям А. М. Линевского, со следами ранений — свидетельство магических обрядов. Магическое значение этих и почти всех других онежских петроглифов ему кажется бесспорным. Выбивая петроглифы, люди стремились гарантировать успех предстоящего осеннего промысла.
Но такая утилитарно-магическая трактовка не. подкрепляется в достаточной степени,: самим, изобразительным материалом. Не похоже, чтобы мыс “специализировался” , на какой-то особой хозяйственной теме. Он разнообразнее по составу изображений и их ориентировке. Карецкий Нос — один из важных центров онежского комплекса, по мнению Р. ; Б. Климова, связанный прежде всего с космогоническим культом -и культом плодородия и изобилия. Ощутимые нити связи тянутся отсюда к устью реки Водлы, а затем и к мысу Пери III.
Еще совсем недавно Карецкий Нос оставался самым северным пределом онежского святилища, но теперь положение изменилось. Благодаря активным поискам в 1973—1979 гг. открыто еще 3 новых пункта с петроглифами, отодвинувших границу всего комплекса к северу и северо-западу и значительно увеличивших его территорию. Вначале на острове Березовые Луды — причудливых очертаний плоском и совсем низком выступе коренных скальных пород, в 14 км от Бесова Носа и в 2,5 км западнее устья р. Водлы, была замечена единственная контурная фигура яйцевидной формы, скорее всего, выбитая. Аналогий ей среди онежских петроглифов обнаружить не удалось.
Ближе к Бесову Носу , в 10 км северо-западнее, расположен самый крупный, длиной 0,8 км, остров Большой Голец. Кратчайшее расстояние от него до берега (на мыс Черный) — 6,5 км. Южная часть острова, где длительное время велась добыча гранита, сильно повреждена большим карьером; пониженная северная оконечность, отделенная широкой седловиной, сохранилась. В северо-восточном углу ее, на плоской и гладкой серой скале, на высоте 1,55 м найдена новая группа — стая из 5 небольших, плывущих друг за другом водоплавающих птиц — лебедей. Рисунки, в идеальной сохранности, глубокой выбивки, но почти сливаются с фоном скалы, и заметить их нелегко. Почему они оказались так далеко, на отшибе от основного комплекса? Возможно, для фиксации его территории и границ со стороны открытого озера. На расположенных ближе к берегу небольших островках — Малые Гольцы, Михайловец, Карельские, несмотря на все старания, петроглифов обнаружить так и не удалось.
Самое же крупное скопление оказалось в устье Водлы, крупнейшей реки в Карелии, впадающей в Онежское озеро в 15 км севернее Бесова Носа. По правому берегу со стороны озера ее устье прикрывает невысокая прибрежная скала. Вдоль уреза воды она умеренно пологая, местами очень гладкая, красновато-коричневатого цвета. Но рисунки располагаются выше— на темно-серой или почти черной, сильно патинированной, изъеденной лишайниками уплощенной вершине.
Всего выявлено более 80 фигур, сосредоточенных довольно компактно, на участке в 150 м2, на высоте 1,3—2,5м. Продольными трещинами все полотно делится на 3 полосы шириной 2,5— 3 м. С запада на восток полотно протянулось почти на 50 м. Крайняя точка — большая глыба в устье реки, как бы прислонившаяся к берегу. Как ни странно, на ее вертикальной поверхности отыскались изображения двух лебедей. Откуда откололась глыба, какое положение занимала первоначально, и, наконец, до или после выкола выбиты петроглифы — пока установить не удалось.
Большинство рисунков контурные. Преобладают лебеди — 36, тоже выбитые, одиночные, парами, но чаще — скоплениями. Имеется 4 изображения лося, в их числе крупный контурный; лунарный знак и 5 непонятных фигур, 3 линии, 3 фрагмента и др. Основная часть их заметна чрезвычайно плохо, с большим трудом поддается копированию и фотографированию. Здесь легко убедиться, насколько сложным делом порою становится изучение рисунков в полевых условиях. Там, где специалист, имеющий достаточный опыт, увидит десятки изображений, непосвященный с трудом рассмотрит 2 — 3 фигуры. Именно из-за неприметности эти петроглифы, расположенные рядом с двумя большими населенными пунктами, на часто используемой для отдыха скале, были открыты так поздно и без участия местного населения.
Петроглифы в устье р. Водлы, несмотря на их обособленное положение и некоторое своеобразие, все же следует рассматривать как составную часть всего онежского комплекса.
Вот и настало время прощания с онежскими петроглифами. Часть из них покрылась темной патиной и почти неотличима от окружающего фона скалы. Разыскать их было нелегко. Но многие изображения заметны отчетливо даже в пасмурную погоду. И снова немного статистики. Обращает внимание разнообразие сюжетов онежских петроглифов, обогатившихся теперь целой серией новых фигур и знаков. Доминируют птицы, на долю которых приходится 322 изображения — около 37% всех фигур, в то время как все лесные звери, вместе взятые,— лоси, северные олени, медведи и т. д.— значительно уступают им — 102, или примерно 12%,— факт сам по себе чрезвычайно показательный. Заметно увеличилось число солярных и лунарных знаков— 103, а вместе с кружками достигло внушительной цифры—125. Присутствие антропоморфных образов— характерная черта и очень важная особенность онежских петроглифов. Число их 77, не считая 216 гребцов в 40 лодках. Много здесь и знаковых форм, таких, как полоски, линии, пятнышки,— 109, на которые исследователи не обращали еще серьезного внимания. Бросается в глаза обилие редких для первобытного наскального искусства фигур: бес, человеческая нога, сом (налим), собака, выдра, бобры, тюлени (нерпа), рыбы, жезлы, деревья и т. д.
Изобразительный анализ онежских петроглифов, проведенный Р. Б. Климовым, позволил вычленить в них четыре разновременных пласта: древнейший, включающий только “триаду” Бесова Носа, и три последующих периода. Причем в двух первых выделяется еще по два подпериода. Несколько иначе реконструирует изобразительную стратиграфию данного комплекса А. Д. Столяр. Общее же развитие идет от “реалистической”, точнее натуралистической, к все более схематической форме. Любопытной чертой стиля является параллельное существование силуэтных и контурных фигур на всех этапах развития онежского святилища. Исключительно своеобразна и его тематика, включающая мотивы и сюжеты, не представленные больше нигде в монументальном охотничьем искусстве Северной Европы. Поблизости от петроглифов, а порою и совсем рядом с ними располагаются древние стоянки — и временные стойбища, и постоянные долговременные поселения с остатками жилищ и хозяйственных сооружений. Хотя их культурный слой залегает неглубоко от дневной поверхности — практически под дерном, на глубине 5—15 см, тем не менее обнаружить такие поселения непросто. Не случайно же вначале были открыты рисунки, а уже спустя столетие, главным образом в 60—70-е годы, рядом с ними удалось отыскать и более 30 разновременных стоянок.
Выяснилось, что мезолитические слои стоянок Кладовец IV, V, V-a, VII, VIII, Бесов Нос VI, Гажий Нос появились определенно раньше петроглифов. Такие стоянки, как Усть-Вод-ла III, Пери I, Кладовец П-а, Черная Речка V и остров Большой Гурий (неолитический комплекс) более или менее одновременны с петроглифами. Наконец, энеолитический слой поселений Бесов Нос VI, Кладовец IV, III, VIII, а тем более слои эпохи бронзы и раннего железа появились после погружения петроглифов под воду. Сами стоянки, расположенные совсем рядом или же по соседству с петроглифами, очень разные. Это временные стойбища и постоянные поселения с остатками зимних жилищ. Часть из них сохранилась, другие повреждены, а третьи уничтожены или почти уничтожены временем и природой. Но и уцелевшие, пригодные для раскопок площади все же огромны, составляют несколько гектаров. Исследована же ничтожная часть.
На большинстве стоянок пока заложены лишь шурфы либо небольшие разведочные раскопы. И вовсе не потому, что археологи не проявляют достаточного рвения при изучении столь выигрышного для них материала. Они понимают, что от широких раскопок можно ожидать важных открытий. И все же спешить с этим не следует. Здесь нужна особая осторожность и предусмотрительность. Те памятники, которым не угрожает гибель, лучше сберечь для будущего. Думается, что такой путь не отодвинет, а скорее приблизит решение затронутых проблем. Ведь уровень полевых работ, возможности археологии с каждым годом растут. В будущем из тех же стоянок удастся извлечь гораздо больше надежной информации, чем сегодня. Грядущие полевые работы должны быть комплексными — с участием палеогеографов, геологов, палеозоологов и других специалистов. Широкое применение методов естественных наук намного повысит достоверность выводов.